-- Существует ли православный юмор -- «неотмирный»?
– Для того, чтобы правильно ответить на ваш вопрос, прежде нужно дать определение юмора. Обычно мы называем юмором такое устроение и настроение души, обнаруживаемое в слове и через слово, когда говорящий человек из благих побуждений, желая ободрить, утешить ближнего или смягчить ту или иную конфликтную ситуацию, прибегает к особым языковым средствам выражения своей мысли.
Юмор мы отличаем от иронии и сатиры. Ирония не предполагает человеколюбия в говорящем, но может быть названа вышучиванием человеческих недостатков, их осмеянием. Не случайно существует словосочетание «убийственная ирония», то есть, словесный удар, направленный на поражение, нанесение морального ущерба человеку. Сатирой мы называем ироническую речь общественного звучания, нацеленную на высмеивание общественных недостатков, критику политической системы или нравов, обличение людских пороков в шутливой форме.
После такого краткого размышления об этих словесных явлениях давайте возвратимся к существу вопроса. Бог есть Любовь. Иными словами Он обнаруживает Свои совершенные, безупречные, Божественные действия по отношению к человеку в самых разных формах, образах, явлениях, но их источником и движущей силой является любовь и человеколюбие.
Господь желает спасти человека, привести его в разум, (то есть, в познание истины), обратить его на стезю покаяния. Бог превыше человеческих страстей, и ничего греховного, ограниченного, свойственного падшей человеческой природе, в Нем быть не может. Вот почему велик соблазн, толкуя те или иные места из Священного Писания, особенно Ветхого Завета, приписать Божьему голосу, непосредственно обращающемуся к человеку, что-либо несвойственное Божеству.
Раскроем первые главы книги Бытия. Адам вкусил запретный плод. Над ним произнесено грозное Божие определение: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал, как один из Нас, зная добро и зло; и теперь, как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт.3:22).
Некоторые из современных комментаторов Библии, мелко плавающих в духовном отношении, видят в словах «вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло» Божественную иронию.
Но православные толкователи отказываются видеть в этих словах иронию, не приличествующую Божеству. Данное речение Господа Бога соотносимо со словами змея, который, искушая первозданную чету и клевеща на Создателя, говорил: «Вкусите от плода и будете как боги, знающие добро и зло».
Таким образом, голос Отца Небесного имеет свои интенции, намерения привести Адама в еще большее сокрушение души. Он дает возможность согрешившему человеку осмыслить свое преступление. И очевидно эти слова не пропали даром.
Ибо Библия сообщает нам, что все последующие столетия своей жизни Адам сидел напротив Рая и оплакивал свое согрешение. Так что, хотя, по форме, здесь как будто есть намек на человеческую иронию, но, думаю, что нужно, исследуя Божественный глагол, смотреть на самый корень -- на намерение Господа Бога спасти человека, избавить его от ожесточения и привести к покаянию.
А теперь обратимся к святым отцам. Это люди подобные нам, сотканные из плоти и крови, но при этом осененные обильным действием Духа Святого. Их обыкновенные реакции, мотивы поведения, особенности общения с ближними были вычищены и высветлены Божественной Благодатью. Очевидно, что благодать не подавляет угодника Божиего и сохраняет уникальность его личности со всей совокупностью свойств этой личности.
Найдем ли мы у святых отцов, живших «неотмирно», иронию, юмор и сатиру? Безусловно найдем. Достаточно обратиться к письмам свт.Григория Богослова, которого Церковь называет «небесным умом» и почитает его «тайнозрителем Божественной Троицы». Авторитет свт.Григория безупречен и никогда не подвергался никакому сомнению во все последующие века существования Церкви.
Раскроем его письма, в которых он упоминает о Максиме Кинике, изрядном цинике, человеке с авантюрным прошлым, вкрадшимся в доверие святителя и знаменитого своими разрушительными действиями в отношении христианской Церкви. Подчас берет удивление, к каким резким словам прибегает свт.Григорий!
Обыгрывая слово «киник», называет несчастного Максима, человека, лишенного какой бы то ни было стыдливости и деликатности, едва ли не собакой. Так по-гречески осмысляется слово киник. Свт.Григорий удивительно тонок в своих филологических истолкованиях греческих корней, он возвышается до небесного богословия, но не избегает и острой, иногда беспощадно звучащей иронии в отношении недостойных служителей Церкви.
Читателям журнала «Нескучный сад» совершенно очевидно, что здесь в благоуханных словах свт.Григория нет ни малейшей примеси той желчи, того греховного умонастроения, которое свойственно мирским писателям. Например, Салтыкову-Щедрину с его обличением нравов и порядков Вятской губернии.
Однако, личность свт.Григория парадоксальна, остроумного и блистательного в характеристиках окружающих людей, возвышающегося до славословия Пресвятой Троицы, а иногда до глубокого трагизма в осмыслении собственной жизни и обильно прибегающего к упомянутым нами риторическим словесным приемам, которые делают чтение его творений самым увлекательным занятием.
Я настаиваю, что свт.Григорий, будучи чужд греха, свят и преподобен, - потому его не оставляет та любовь, которая свойственна Божиим людям, плачущим о грехах человечества.
Обратимся и к прп. Амвросию Оптинскому. «Неотмирный» отшельник, всероссийский старец, утешитель тысяч людей – кто, как не он, владеет юмором - пастырским средством утешения душ! Юмор в устах преподобного Амвросия - это замечательное благоуханное лекарство, которое вышучивает порок, взятый сам по себе, врачует близкие к отчаянию души, настраивает христианина на спокойный, мирный лад, удаляет из наших сердец страхи, тревоги, ту нервность, те беспорядочные эмоции, которые так часто мешают современному церковному человеку обрести правильное устроение души.
То же самое можно сказать и в отношении свт.Феофана Затворника, главная особенность писаний которого -- это неотъемлемый мир, удивительное равновесие ума и сердца, поистине «олимпийское спокойствие», если подобное словосочетание уместно в отношении писаний святого мужа.
Между прочим, в его отзывах о жизни Запада, политической жизни Англии, Франции, в его размышлениях о еретичествующих о писателях найдем и тонкую иронию, и то особенное русское, меткое слово, которое, по свидетельству Николая Васильевича Гоголя, припечатывает, приклеивается так, что этот ярлык уже невозможно отодрать.
- В церковном обществе можно услышать «семинарские» шутки на сакральные для верующего человека темы. Грех ли это?
– Честно говоря, у меня существуют определенные беспокойство и тревога. Воцерковленные люди не изъяты из мирской среды, но вращаются в обыденной жизни, и я часто наблюдаю, что тон наших конференций, дух докладов, лекций, размышлений, всевозможных круглых столов (сейчас я не имею в виду интернет, а только то, что совершается на поверхности земли) едва ли допустимы с точки зрения подлинной церковности.
Вы помните, дорогие читатели, что Церковь называет преисподнюю «всесмехливым адом». И, конечно же знаете, как сурово св.Иоанн Лествичник, носитель Духа Божиего, вместе с сонмом святых отцов обличал, вслед за Господом, «смеющихся ныне», тех, кто превращает юдоль покаяния -- краткую земную жизнь, данную нам для подвига спасения, в какой-то вечный фестиваль, буффонаду, ярмарку тщеславия и шуток…
А ведь в этом повинны все современные средства массовой дезинформации. Все ток-шоу, сборища и ристалища, где у барьеров скрещиваются человеческие мнения и расцветают пышно, как ряска на болоте, страсти тщеславия, гордости, гнева, злобы, похоти, и прочее, и прочее.
Так вот, для себя я поставил правилом быть очень осторожным в отношении такой «запанибратской» шутливой интонации. Мы, священники, поставлены на амвон, если не вселенской, то всероссийской проповеди и должны быть крайне внимательны к лексическим средствам, которые привлекаем для украшения или особой выразительности нашей речи.
Нам, проповедникам, равно как и всем миссионерам, священно- и церковнослужителям, втянутым в общественную и публичную жизнь, должно всегда предугадывать «как наше слово отзовется». А отзывается оно в сердцах не только благожелательной публики, но и всех тех, кто всячески подкапывается под наше слово, желая извратить его смысл или воспользоваться словесными огрехами церковных трибунов, и обратить эти ошибки к вредным для церковного дела последствиям.
Мне вспоминается, в связи с нашим разговором, свт.Иннокентий (Борисов) Одесский, он же Херсонский, герой Севастопольской войны, знаменитый автор «Последних дней земной жизни Господа Иисуса Христа», книги, написанной для семинаристов.
Свт.Иннокентий, современник свт.Филарета (Дроздова), может по праву после свт.Димитрия Ростовского, жившего столетием раньше, быть назван гением отечественной словесности. Он является представителем редкого дара проповеди, произнесенной экспромтом по вдохновению, конечно, с предварительным обдумыванием композиции своей речи.
Будучи ректором Киевской духовной академии, свт.Иннокентий очень резко высказывался против семинарского обыкновения сакральные реалии церковной жизни, (то есть, слова и выражения, взятые из Священного Писания или из ткани богослужения) переиначивать в мирском, низком и, не приведи Бог, пошлом смысле.
Он называет это «заразной болезнью», с чем я не могу не согласиться. Человек, усвоивший себе обыкновение в извращенном контексте, применительно к земной суетной жизни, вращать сакральные словосочетания и выражении, сам получает величайший вред от этой порочной привычки.
Отцы древности сказали бы, что такой «юмор» есть враг умиления, уничтожитель страха Божиего. Последствия этого словесного греха -- помрачение ума, пустота сердца, неспособность стяжать внимательную молитву; окамененное нечувствие. По существу, такой человек неприметно впускает в свою душу «подселенцев» -- « мелких бесов» по Федору Сологубу - разрушает то, что Бог собирает.
-- Где та грань до которой можно шутить, а после которой уже нет?
– Эта грань невидимая, но совершенно осязаемая. Она захватывает не только уровень слова, но и вообще поступков, движений, всего поведения христианина. Это та грань, которая отличает козлищ от овец. Человек, ходящий пред Лицем Господа Бога, человек, стяжавший начаток Божиего страха, то есть, молящийся в тайне своего сердца, даже если он окружен людьми, никогда не произнесет имени Господа Бога «всуе».
В устах человека, молящегося Иисусовой молитвой, вы никогда не услышите выражений, наподобие: «Ой, Господи Ты Боже мой», «Господь с ней, с сумочкой моей», «Бог его знает» и прочее. Потому что четвертая заповедь гласит: «Не приемли имени Господа Бога твоего всуе, ибо не оставит Бог без наказания творящих сие». А какое наказание бывает за божбу и суесловие в области божественного? Омрачение ума и сердца, забвение Господа Бога. Духовная смерть неприметна, как сумерки, она незаметно окутывает душу. Итак, возвращаясь к вопросу о том, где грань, скажем: - это либо присутствие, либо отсутствие молитвенного духа.
Человек молящийся бывает осторожен в словах. Человек, не расстающийся с молитвой и в мирской жизни, всегда шестым чувством ощущает, приносит он пользу или урон. Приращение или ущерб душе собеседника. Человек молящийся исполняет по наитию совет апостола Павла: «Каждое слово ваше да служит к назиданию братии, да будет приправлено солью благодати» (см. Кол.4:6). Человек молящийся имеет вкус благого правдивого чистого и прекрасного слова.
А тот, чье сердце превратилось в помойку, тот, кто забавляется смешными словами, ничего подобного не чувствует, но по тщеславию хочет быть центром всеобщего внимания, «душой» общества. Таковой приносит устроение человеческие сердца в жертву собственной популярности и популизму. И это бывает в области церковного служения.
(продолжение следует)
Записала Екатерина СТЕПАНОВА, (izdatsovet.ru) |