«Будучи решительною победою жизни над смертью, положительного над отрицательным, Воскресение Христово есть тем самым торжество разума в мире. Оно есть чудо лишь в том смысле, в каком первое новое проявление чего-нибудь, как необычное, невиданное, удивляет или заставляет чудиться. Если мы, забыв о результатах всемирного процесса в его целом, будем только следить за различными новыми его стадиями, то каждая из них представится чудом. Как появление первого живого организма среди неорганической природы, как, затем, появление первого разумного существа над царством бессловесных было чудом, так и появление первого всецело духовного и потому не подлежащего смерти человека — первенца от мертвых — было чудом. Если чудесами были предварительные победы жизни над смертью, то чудом должно признать и победу окончательную. Но то, что представляется как чудо, понимается нами как совершенно естественное, необходимое и разумное событие. Истина Христова Воскресения есть истина всецелая, полная — не только истина веры, но также и истина разума. Если бы Христос не воскрес, если бы Каиафа оказался правым, а Ирод и Пилат — мудрыми, мир оказался бы бессмыслицею, царством зла, обмана и смерти. Дело шло не о прекращении чьей-то жизни, а о том, прекратится ли истинная жизнь, жизнь совершенного праведника. Если такая жизнь не могла одолеть врага, то какая же оставалась надежда в будущем? Если бы Христос не воскрес, то кто же мог бы воскреснуть?»

Предлагаем вашему вниманию одну из глав этой замечательной книги.

Что такое Россия

Как ни странно, а этот первый вопрос нашего самосознания до сих пор остается в тумане. Надвигается, однако, неизбежный час прямого и ясного ответа.

Многие скажут, конечно, что и спрашивать не о чем: Россия есть народ, как и все. Но ведь каждый из этих всех есть особый народ, и, следовательно, если и признать Россию только одним из народов, то вопрос о её особенности оставался бы все- таки открытым. На самом деле Россия больше, чем народ, она есть народ, собравший вокруг себя другие народы, — империя, обнимающая семью народов. Но и это определение при всей своей важности еще не решает вопроса, а только указывает его объем. Империи бывали и могут быть весьма различными, значение России определяется, конечно, не простым фактом её многонародности, а тем, как её коренной, срединный народ, — народ собиратель, — относится ко всем другим, каким образом и во имя чего он их собирает, — дело не в общем свойстве империи, а в отличительном характере её, который может прямо зависеть лишь от особенности коренного народа, её образующего, т. е. русского: сверхнародное значение России может вытекать только из русской народной сущности.

Сущность народа, как и отдельного человека, определяется тем, во что он верит, как он понимает предмет своей веры, и что он делает для её осуществления. Так как вера, не оправдываемая ни разумом веры, ни делами веры, есть только кажущаяся, то эти три определения сводятся к одному: сущность народа, как и человека, в том, во что он взаправду верит.

Итак, во что же верит русский народ? Если, не входя в спорную богословскую область, мы возьмем дело просто, как оно есть, то должны будем сказать, что русский народ, веруя со всеми единоверными народами в одного и того же Бога и со всеми христианскими народами в одного и того же Христа, отличается от других только в одном существенном предмете: та церковь, в которую он верит, не есть та, в которую верит большая часть остальных христианских народов, именно это отличие и разумеется, когда говорят о православии русского народа: православный, значит, не католик и не протестант [1]. Но если от этого несомненного отрицательного признака мы перейдем к положительному и спросим, в какую же именно церковь верит русский народ, или чем определяется его православие, — то на этот вопрос уже нельзя в настоящее время получить определенного ответа. Та церковь, в которую верят три четверти русского народа, не есть та, в которую верит остальная четверть того же коренного русского народа. Различие в обрядах не мешает единоверию, но огромное большинство древле–православных не захотели принять «единоверия», хотя бы и под условием неприкосновенности своих старых обрядов, и тем доказали, что их отделение от «господствующей церкви» держится не на почве обрядов, а на почве веры: последователи протопопа Аввакума верят не в ту церковь, в которую верят последователи патриарха Никона, митрополита Стефана Яворского и епископа Феофана Прокоповича. Какая же из непримиримых сторон представляет собою русский народ? Стать вполне на сторону староверов, при их безусловно отрицательном отношении к реформе Петра Великого, значит, допустить, что русская история не имеет смысла, значить отказаться от начал общечеловеческого просвещения и задач будущего. А между тем видеть в расколе один лишь плод народного невежества можно только закрывая глаза на пребывающие доселе аномалии нашей духовной жизни. Но как ни жмурься, как ни замалчивай, а религиозное отделение нескольких миллионов чисто русских людей, — отделение самостоятельное, никакими внешними, чужеземными влияниями не вызванное, — и образование вследствие этого двух особых верований, уже более двух веков противостоящих друг другу, — есть явление, в котором народная совесть и разум должны, наконец, так или иначе разобраться. Крутые меры, как показал опыт, не приводят здесь ни к чему. Распадение слишком глубоко затронуло самое духовное существо русского народа, и единство может быть восстановлено только на духовной почве.

Тут представляются лишь два пути: путь высшего авторитета и путь свободного обсуждения. Раскол кристаллизировался, благодаря московскому собору (1666–1667 гг.) с его анафематствами, в которых, по мнению староверов, прокляты сами старые обряды, а по утверждению их противников — не обряды, а только люди, из–за обрядов отделяющиеся от церкви. Для практического решения этого вопроса, во всяком случае, необходим голос авторитета высшего, нежели московский собор; а так как на этом соборе кроме русских иерархов действовали и главные представители греко–восточных церквей, то высшим авторитетом здесь может быть только собор вселенский. Но созвание такого собора, несмотря на благочестивые желание многих и на решительные заявление о его необходимости со стороны таких ревнителей православия, как Т. В. Филиппов и А. А. Киреев, оказывается совершенно неосуществимым: есть какая–то неодолимая для нас преграда на этом, казалось, прямом и ясном пути. Другой путь — свободного и всестороннего обсуждения спорных религиозно–церковных вопросов, остается единственно возможным. Этот путь, к которому тщетно стремились еще старые славянофилы, до сих пор загражден рогатками. Конечно, и для них с какой–нибудь точки зрения есть достаточные основания. Но, во всяком случае, на вопрос, что такое Россия, существует пока лишь один, но зато несомненный ответ: Россия есть семья народов, собранная вокруг православного русского народа, разделившегося в своем понимании православия и безвыходно пребывающего в этом разделении.

23 февраля 1897 г.

Желающие прочитать эту работу целиком могут скачать ее по нашей ссылке:

Воскресные письма. (В.С. Соловьев)